Из трудов Н.Д. Спириной о Б.Н. Абрамове
Тематическая подборка сделана по изданию:
Спирина Н.Д. Полное собрание трудов. Тт. 1-5. Новосибирск: Издательский центр РОССАЗИЯ Сибирского Рериховского Общества, 2007-2014.
ПСТ т. 1. «Путь духа. Из радиопередачи». Вскоре после того как пришла книга1, состоялась встреча с Борисом Николаевичем Абрамовым. Он намного раньше меня стал изучать Живую Этику, а в 1934 году встретился с приехавшим тогда в Харбин Николаем Рерихом во время его экспедиции в Маньчжурию и Китай. Во время его пребывания в Харбине Борис Николаевич очень сблизился с ним духовно, и Рерих признал его своим учеником и в знак этого дал ему кольцо. После отъезда Рериха в Индию между ними завязалась активная переписка, в которой приняла участие и Елена Ивановна [Рерих]. Таким образом, став принятым учеником, Борис Николаевич стал звеном в иерархической цепи и, в свою очередь, присоединил и нас к ней.
Облик Бориса Николаевича можно охарактеризовать одним словом: «благородство». Очень гармоничная внешность, спокойные, сдержанные манеры, негромкий голос, светлые пронзительные глаза, глядящие прямо в душу. Он был разносторонне одарённым человеком. Он писал стихи высокодуховного содержания, рисовал картины на темы Учения, был очень музыкален, играл на фортепиано, был высокообразованным человеком.
Он был суров, но необыкновенно добр и отзывчив. Эту отзывчивость и конкретную помощь мы ощущали на каждом шагу во всех наших проблемах и трудностях, как духовных, так и материальных. Он регулярно проводил с нами занятия по Живой Этике, отвечал на наши вопросы, предварительно предлагая нам самим сначала найти на них ответ; указывал нам очень тактично на наши недостатки и учил, как изживать их и утверждать в себе нужные качества.
Часы общения с Борисом Николаевичем были для меня лучшими часами в моей жизни.
Елена Ивановна, переписываясь с Борисом Николаевичем, интересовалась его учениками, хотела знать, как идёт распространение Учения. Для ознакомления её с нами он посылал ей наши фото, по которым она чётко и ясно определяла наш духовный уровень, степень нашей пригодности к сотрудничеству. К моей фотографии Борис Николаевич приложил и часть стихов из сборника «Капли». Отзывы о них приведены в изданных впоследствии сборниках этих стихов. Елена Ивановна пишет, что они ей близки, что она «чует их Источник» и хотела бы, чтобы ей прислали ещё эти стихи, что и было сделано. (…)
Как я уже упоминала, у нас шла через Бориса Николаевича интенсивная переписка с Рерихами, и они неоднократно настаивали на том, что нам надо ехать на Родину и принести туда предназначенное для нашей страны Учение. «В Новую Россию Моя первая весть», — сказано в книге «Зов». Эту весть надо было передать русскому народу. Вначале доступ в Россию для нас, проживающих за рубежом, был закрыт, пока Хрущёв не дал разрешения на репатриацию. Воспользовавшись этой возможностью выполнить указанное, Борис Николаевич и я в августе 1959 года приехали в Новосибирск. Борис Николаевич вскоре переехал в другой город, а я осталась в Новосибирске, где сразу же стала работать по своей специальности как музыкант-педагог.
ПСТ т. 1. «Просто распускаются цветы…». В Харбине, когда я начала заниматься Живой Этикой, мне посчастливилось встретить духовного Учителя, уже очень многое знавшего, очень давно приобщённого к этому, — Бориса Николаевича Абрамова. Он принял меня в свою группу, где под его руководством я много лет изучала Живую Этику. Это очень сложное, многогранное Учение, охватывающее всю жизнь, почему оно и называется Живая Этика, или Агни Йога.
Когда Николай Рерих был в Харбине, Абрамов с ним встретился, общался очень долго, и Рерих признал его своим учеником и в знак того, что он был принятый ученик, дал ему кольцо. Когда Рерих уехал в Индию, началась переписка между Б.Н.Абрамовым и семьёй Рерихов.
Борис Николаевич писал им о нас и послал образцы моих стихов «Капли». Елена Ивановна отнеслась к ним одобрительно. Она писала: «О ''Каплях'' могу сказать, что яро они мне близки и я принимаю их всем сердцем. Очень хотела бы иметь ещё несколько ''Капель'', ибо чую Источник их. Очень они меня трогают...» Отзывы были благоприятные, поэтому я и решила, когда мне предложили их издать, что издать их всё-таки надо. (…)
В своей переписке Рерихи всё время писали нам: «Надо ехать на Родину. Вы там нужны. Там большой духовный голод». Но пока был сталинский режим, ехать было нельзя, потому что те, кто пересекали границу с желанием вернуться на Родину, исчезали бесследно. Мы ждали благоприятного момента. И вот Хрущёв объявил репатриацию — все русские могут вернуться на Родину. Сначала призывал на целину, а потом можно было ехать и в города. Но для целины ни я, ни мой руководитель, Б.Н.Абрамов, не подходили по возрасту и семейному положению. В 1959 году мы вернулись по репатриации на Родину. Советское генеральное консульство предложило поехать в Новосибирск, нам гарантировали трудоустройство и, по возможности, какую-то жилплощадь, и мы приехали сюда. Я сразу поступила на работу в музыкальную школу, а потом вышла на пенсию.
ПСТ т. 1. «О записях Б.Н. Абрамова». Предисловие к «Граням Агни Йоги». 1960 г.
Совершенно особое впечатление производили Записи, когда Борис Николаевич читал их на наших занятиях по Живой Этике. Как будто то, что мы изучали в этих книгах, придвигалось к нам, к нашему уровню, становилось нам ближе и доступнее. Нам открывались новые грани изучаемого, предмет как бы поворачивался перед нашим мысленным взором разными своими сторонами. Луч Учителя, идущий через эти Записи, высвечивал то, что мы раньше не замечали или недомысливали. Хотелось слушать и слушать эти тексты, такие близкие нам, и потом записывать и перечитывать их.
Борис Николаевич также получал Записи и от Елены Ивановны и Николая Константиновича Рерихов, и их можно было отличить по стилю и по реакции, которую они вызывали. Этого рода Записи также очень много давали нам и информации, и предупреждений, и разъяснений. Чувствовалось живое участие во всём, что происходило в мире, и в то же время забота лично о нас, о наших трудностях и проблемах. Это и укрепляло, и вдохновляло.
Как уже говорилось, Записи незаменимы как спутники книг Живой Этики. Они делают книги ближе к нам. Тот же неиссякаемый поток мысли Учителя струится через них и, воспринятый ближайшим к нам иерархическим звеном, становится доступнее для нас. В помощь идущим за Основоположниками последователям по сложным, извилистым тропинкам земной жизни, самоотверженным труженикам Общего Блага, даются эти труды. И по мере продвижения по пути духа они будут всё более и более оценены.
Признание влечёт за собой признательность. И чем больше мы будем получать духовных благ и знаний от этих необыкновенных текстов, тем больше будет расти наша благодарность давшему их нам.
Н.Д. Спирина, ученица Б.Н.Абрамова. 21 марта 1992 г.
ПСТ т. 1. «О публикации Записей Б.Н. Абрамова».
В нашей газете мы приступаем к ознакомлению читателей с Записями Бориса Николаевича Абрамова. Эти Записи дают уникальную возможность воспринять новые грани, новые аспекты Учения Живой Этики и тем ещё более расширить своё сознание.
Утверждая основные положения Учения, Записи эти помогают расширить их понимание и дают радость новых постижений на пути приближения к знанию вечных Основ Бытия.
«В Новую Россию Моя первая весть», — говорит Учитель, принося людям Откровение Новой Эпохи для их духовного возрождения.
И Борис Николаевич Абрамов трудом и подвигом всей своей жизни вносит своими Записями немалую долю помощи в великом деле Владыки.
Перед Восходом, 1993, № 1.
ПСТ т. 2. «Вступительное слово к слайд-программе “Акварели Б.Н. Абрамова”».
Многогранная одарённость Бориса Николаевича выразилась не только в его литературных трудах — стихах и прозе, — но и в живописи и графике. И сегодня мы хотим ознакомить вас с этой стороной его творчества. Вы увидите и пейзажи, и символические картины, сделанные очень тонко и в особой, неповторимой манере. В его символических картинах, так же как и в стихах, звучит тема Учения, которому он беззаветно служил и посвятил всю свою жизнь.
Эта небольшая слайд-программа будет сопровождаться любимым музыкальным произведением Бориса Николаевича — первой частью Лунной сонаты Бетховена.
25 августа 1996 г.
ПСТ т. 2. «О музыке. Из бесед с Н.Д.Спириной».
Корр.: Наталия Дмитриевна, по Вашим рассказам мы знаем, что Борис Николаевич Абрамов умел играть на фортепиано; что Вам известно об этой сфере его жизни?
Н.Д.Спирина: Об этой сфере я очень мало знаю; знаю по его высказываниям, что его любимое произведение — это первая часть Лунной сонаты Бетховена, и он её мог играть. Когда он у меня был (у меня было пианино), он сел и сыграл её.
Корр.: По-видимому, у него было какое-то музыкальное образование?
Н.Д.Спирина: Наверное, было, потому что он из дворянской семьи. Не было такого дома, особенно дворянского или зажиточного, чтобы не было пианино. Это ведь было доступно. Мы тоже были небогаты и купили подержанное пианино, но очень хорошее — «Schroеder».
Борис Николаевич не располагал к тому, чтобы ему задавали вопросы по его биографии. Этого он не любил, я знала и не спрашивала. Когда он говорил сам, то это было очень интересно.
Корр.: Первая часть Лунной сонаты передаёт удивительное состояние — зеркальная гладь, гармония...
Н.Д.Спирина: И глубина под этой гладью, скрытая глубина в этих аккордах. Мы ведь не до конца постигли эту музыку, которую сами играли; далеко не до конца.
Корр.: Ещё Вы говорили, что у Бориса Николаевича был прекрасный голос и он даже пел.
Н.Д.Спирина: Я сама этого лично не слышала, но мне Ольга Копецкая рассказывала, что они были на каком-то пикнике за городом и пели там у костра, и вдруг он тоже стал петь. У него был прекрасный тенор, очень хороший голос. У него вообще приятный голос был, когда он говорил. Как жаль, что тогда не было возможности записать. Это такая утрата, потому что у таких людей и голос необычный; потому что глаза, голос и походка — это те приметы, по которым предлагается человека выяснить — кто он такой. Голос, к сожалению, не записан.
ПСТ т.2. «Сожжение тьмы. Слово на «круглом столе» Сибирского Рериховского Общества».
Мы не случайно показываем эту картину и даём это Слово именно в августе, так как в этом месяце отмечаются три памятные даты: дни рождения Бориса Николаевича Абрамова, Елены Петровны Блаватской и Юрия Николаевича Рериха. И они приносили нам тот же сжигающий тьму Свет истинного знания и красоты.
Может быть, духовный Свет, приносимый Светоносцами, не всегда виден окружающим, но тем не менее он производит благие воздействия, следствия которых мы не в состоянии исчислить.
ПСТ т. 2. «Часы счастья. Предисловие к книге “Искры Света”».
«Часы счастья» — так называла я свои Беседы с Борисом Николаевичем Абрамовым, которые начались в г. Харбине (Китай, с 1942 по 1959 г.), где он и я тогда жили, и продолжались после нашей репатриации в августе 1959 года, когда он поселился в г. Венёве (Тульская обл.), а я — в г. Новосибирске, откуда ездила к нему на встречи много лет подряд (с 1960 по 1968 г.).
Я стремилась записывать наши Беседы, но поскольку не владела стенографией, мне удавалось записывать лишь отдельные фразы. Также иногда Борис Николаевич давал мне переписывать целиком некоторые Записи, получаемые им из самого Высокого Источника, о чём ему было подтверждение от Елены Ивановны Рерих.
Ценность этих Бесед состоит в том, что они давались не только мне лично, но и предназначались для далёкого Будущего. В них затрагивались темы, нужные для всех ищущих Света на их духовном пути.
ПСТ т. 2. «В начале было слово…». Многие люди, прикоснувшиеся к Учению Живой Этики, пытаются писать на темы Учения, не соблюдая должной формы, присущей стихам. Содержание у многих этих стихов прекрасное, оно как бы пересказывает мысли Живой Этики, но форма этих пересказов не отшлифована, не отработана, и это препятствует достойному восприятию их содержания. Мне категорически строго сказал мой руководитель Борис Николаевич Абрамов, что если я взялась писать стихи на темы Учения, то обязана стараться, чтобы их форма соответствовала содержанию и чтобы не было изъянов в ритме и форме данных стихов.
Елена Ивановна Рерих писала о моих «Каплях»: «Чую Источник их», но я понимала, что необходимо, чтобы этот Источник был выражен максимально достойным образом. И с меня очень строго это спрашивалось Б.Н.Абрамовым. Поэтому каждую «Каплю» я пишу очень долго, шлифую, подыскиваю нужные, самые оптимально подходящие размеры, рифмы.
ПСТ т. 2. «Великие даты. Слово на «круглом столе» Сибирского Рериховского Общества».
В заключение вспомним о ближайшем ученике Н.К.Рериха — Борисе Николаевиче Абрамове.
В одной из Записей Бориса Николаевича говорится как бы о нём самом: «Интенсивная внешняя активность в одном воплощении может смениться внутренней активностью в другом. Победы земные сменяются победами в сфере духа. В противоположность первым, их никто не видит, но они бывают неизмеримо значительнее первых и являются также и основой дальнейших земных достижений. Так протекает непрерывающаяся деятельность, то скрыто, то явно, зримо или незримо, но всегда направленная к единой цели.
Что знаем мы о человеке? Что знает сам он о себе? Только незримый и всегда присутствующий Свидетель и Руководитель держит в Руке Своей открытую книгу жизни каждого». (цит. по: Абрамов Б.Н. Устремлённое сердце. Новосибирск, 2007. С. 110.)
В моём Слове «Подвиг земной и надземный» было подробно рассказано о проходившем на моих глазах в течение 30 лет земном подвиге Бориса Николаевича.
Именно Борису Николаевичу было Сказано: «...Посылаем на подвиг проверенных, сильных, могущих устоять против воздействия всего потенциала окружающей его сферы, и не только устоять, но и насытить её мыслями совершенно иного порядка. Немногим под силу эта задача, ибо подвиг хотя и незрим, но труден необычайно. Огненная воля посланника Нашего должна противостать всему, что от тьмы, яро её поражая, и утверждать каждое семя благое, каждый света росток, каждое эволюционное начинание». (цит. по: Грани Агни Йоги. I. 31.07.1960)
Б.Н.Абрамову
Одинокое пламя
под всеми ветрами горит;
Под грозой,
под ударами волн озверевшего мира
победно стоит.
Ночь темна,
но Лампада пустыни
во мраке бесстрашно горит.
Н.Д.Спирина. Капли
ПСТ т. 5. «Беседа с сотрудниками СибРО. 2 августа 1992 г.». У меня был сон о Борисе Николаевиче. Я стояла рядом с ним — и приходилась ему по колено, а он выглядел как многоэтажный дом. И всё-таки он стоял на земле, и я стояла на земле. Высший Иерарх, видимо, не стоял бы уже на земле. А он всё-таки стоял, но высота его была со мной несоизмерима. Я ему по колено, представляете эту картину? То есть какое-то соотношение должно быть. Иногда оно бывает видимо или показано во сне, иногда не видимо, но тем не менее оно всё-таки существует.
Я вспоминаю прискорбный случай, когда самый старший, любимый ученик* Б.Н. Абрамова сказал, что перерос его, — и оторвался полностью. Сам стал получать записи, не принял Записи Бориса Николаевича — и в результате остался в своём гордом одиночестве. Образцы своих записей он присылал, я их читала. Там не было того, что я называю «вибрациями». Об этом мы вчера говорили — по поводу записей <...>, и у всех нас абсолютно идентичное мнение, что там вибраций нет, что он черпает это из себя и ничего нового не добавляет, не расширяя понятий, это только какие-то перепевы. В общем-то, нам положено заниматься не нашими центрами и их раскрытием — это всё произойдёт само собой и в своё время, — а развитием чувствознания. Потому что именно чувствознание и даёт ответ на вопросы, даёт их решение, правильное осмысление, то есть такое, когда мы начинаем чувствовать уже без сомнения. Мы должны обращать внимание на своё чувствознание, и тогда оно будет развиваться, и это, как Сказано, — прямой путь в Шамбалу.
* Речь идёт о Н.А. Зубчинском.
* * *
Когда-то, думая о Борисе Николаевиче, я написала себе памятку и назвала это «обет уважения и благодарности», — что я должна постоянно себе напоминать и за что я должна быть ему благодарна. Потому что только благодарность, только признательность может вызвать в нас должное чувство к нашему старшему сотруднику, к нашему старшему звену. Если этого не будет — благодарности, признательности, — то и соответственного отношения не будет. И я записала, что должна постоянно себе напоминать.
Великая отзывчивость. Не было случая, чтобы Борис Николаевич не отозвался на какие-то проблемы, вопросы, дела, болезни, беды его учеников. В данном случае я говорю о себе, но это относилось и к другим его ученикам. Великая отзывчивость, несмотря на то, что его положение было чрезвычайно тяжкое. У него на руках была больная жена, ему приходилось работать для куска хлеба. Он бы этим не занимался, потому что у него было дело величайшей важности, но приходилось целый день быть в химической лаборатории, он очень уставал на этой работе. Эта работа вообще мало полезная, как вам известно, но тем не менее приходилось зарабатывать на жизнь, и на жизнь очень скромную.
В Харбине я бывала у них постоянно, помогала его жене по хозяйству, вникала во все дела. И потом, когда в Венёв приезжала, тоже помогала, сколько могла. Как скромно они жили! Просто в обрез! И он так был скромен и непритязателен сам, что довольствовался минимумом. Вот такая деталь: ел он меньше меня. Мы садились обедать, и он съедал не больше одной пиалки супа и немного какой-нибудь зелени или рыбу. (Он любил удить рыбу, был рыбак, потому что волжанин. Я доставала ему воблу, его любимую еду.) Борис Николаевич был мужчина нормального роста, очень хорошо сложённый, очень красивый, в любом возрасте.
В Венёве они жили в квартире без удобств; он пилил и колол дрова, таскал уголь и воду из колонки. У них был огород. В средней полосе прекрасный климат, там всё очень хорошо произрастало. Я помню великолепные помидоры, которые он выращивал. И всё это надо было делать своими руками. И кроме того, он получал огромное количество Записей, которые записывал утром перед просыпанием. Он писал ещё в полусне, на ощупь, на небольших листочках (они были пронумерованы) и бросал их на пол. Потом он их расшифровывал. Я видела, как в свободное от хозяйственных забот время он сидел с этими листочками и мельчайшим почерком переписывал их в тетрадку в клеточку.
Вот так он жил. И тем не менее его сердце отзывалось на всё, начиная от глобальных явлений и политики, которой он интересовался, был «подкован» и знал всё, что происходит, и до наших самых мельчайших нужд.
Я припоминаю, как он мне помог с пенсией. Мне было очень трудно, потому что часть моих документов была харбинская и надо было, чтобы здесь их признали. Если бы их тут не признали, я не смогла бы вовремя получить пенсию, у меня стажа бы не хватило до двадцати лет, а с ними у меня было намного больше тридцати. Он мысленно помогал с огромной силой. (Почему я и надеюсь теперь, что он будет нам помогать. И обращаться к нему надо.) И он сказал мне: «Как только вам назначат пенсию, посылайте телеграмму, я прекращу». Значит, каждый день, ритмично, он имел целый план каких-то работ, которые он ментально выполнял, и в том числе была моя пенсия. (Мать у меня была на иждивении, положение было бы тяжёлое, если бы не пенсия.) И как только я получила, сразу послала ему телеграмму: «Благодарю. Спасибо за помощь. Пенсию назначили». Вот такая деталь.
Он мне говорил: «Не скрывайте, когда вы болеете». Я старалась скрывать, чтобы у него не оттягивать энергию. Он протестовал и велел мне всё равно сообщать. И когда болезнь или какая-то проблема, я ему пишу — и мне становится легче уже во время написания письма, — вот что было интересно. Тогда письмо в Венёв шло, может быть, неделю, а я уже сразу получала какое-то облегчение. Я ему об этом говорила. Борис Николаевич просил: «Отмечайте всё, ничего не пропускайте, всё это имеет значение. Всё это наша работа на ином плане».
Вот как много его качеств у меня выписано, а посмотрите, сколько я говорю только по первому, которое хотела отметить. И это далеко не всё, что я могла бы сейчас вспомнить о его отзывчивости.
Сочувствие. Без сочувствия, естественно, нет отзывчивости. Если человек равнодушен, он не будет сочувствовать. Сострадание, доброта — всё это было у Бориса Николаевича, всё это включается в отзывчивость. То же самое он сказал мне после встречи с Юрием Николаевичем Рерихом. Борис Николаевич понимал, какая это величина, и понимал больше, чем мы понимаем. Он говорил: «Это поразительно — Юрий Николаевич откликается буквально на всё» — что происходит с женой Бориса Николаевича, как и где они устроятся, как с квартирой, с пенсией. Ведь Борис Николаевич уже был пенсионером, когда сюда приехал. В Харбине он выработал пенсию, но надо было, чтобы её здесь признали, у него тут не было стажа. И во всё это Юрий Николаевич вникал с необыкновенным сочувствием, и это поразило Бориса Николаевича. В то же время Юрий Николаевич говорил с ним о духовных явлениях и о чём-то вне нашего быта, и Борис Николаевич оценил это, конечно, в полной мере, он говорил: «Высóты духа!».
Эффективная помощь на земном и духовном плане. Ведь были и духовные проблемы со всякими своими свойствами. Иногда приходилось ему жаловаться на себя, на то, что что-то ещё не удаётся изжить. И после этого как-то легче было бороться — он помогал мысленно, легче было что-то изживать. Не всегда, конечно, хотелось ему в этом признаваться, если были какие-то недостатки, но он иногда и сам улавливал и говорил: «У вас то-то и то-то». Но я никогда не отрицала, если он меня «разоблачал». А иногда и сама говорила: «Знаете, вот пытаюсь, но что-то не получается ничего». И в этом плане он тоже помогал.
Защита от тёмных. Конечно, наш альянс с Борисом Николаевичем тёмным страшно не нравился. Потому что когда мы с ним объединялись, это была очень большая сила, и они всячески пытались вредить и мешать и ему, и мне, и, конечно, нашим встречам. Например, в Харбине мы встречались по понедельникам, но как только наступал понедельник, так что-нибудь происходило: или дома какие-то неприятности, или в природе — иногда там бывали очень сильные сезонные ливневые дожди, также случались страшные тайфуны (песчаные бури). Но мы всё равно шли на встречи, решив не поддаваться никаким препятствиям.
Борис Николаевич часто видел в снах, как тёмные пытались на него нападать. Один сон он нам рассказал, и он очень ярко запомнился. Он увидел во сне, что на их гардеробе сидел тигр колоссальных размеров, который собирался прыгнуть на него. Борис Николаевич остановил его взглядом, но сказал, что понадобился большой заряд энергии, чтобы парализовать тигра и прогнать его.
Когда я приезжала к Борису Николаевичу в Венёв, там тоже возникали всякие неприятности и трудности, как будто для того только, чтобы помешать нашим встречам. Но он уже был готов к этому, так же как и я, и при нашей готовности к препятствиям их было легче отразить.
Но всё-таки они появлялись. Помню такой эпизод. Приехав в Венёв, я остановилась, как обычно, в маленькой провинциальной гостинице. В этот раз мне отвели отдельный номер. Я приготовилась спать, но, выключив свет, вдруг остро ощутила в комнате чьё-то страшное невидимое присутствие. Зажгла свет: нельзя было находиться в темноте, спать было невозможно. Я и молилась, и обращалась, и произносила Имя... Только кое-как, к утру, после того как пропели петухи, эта опасность исчезла. Утром я рассказала обо всём Борису Николаевичу. Он один пошёл в этот номер гостиницы и пробыл там некоторое время. Вскоре он вернулся: «Да, это была большая величина. Теперь вы можете спать спокойно, больше он к вам не явится. Но, — добавил он, — это потребовало огромных затрат энергии». И действительно, потом больше ни подобных явлений, ни малейшего страха не было. Но это был даже не страх, а какой-то непередаваемый ужас. Я сознавала это и крепко держалась, но всё равно он не уходил. И только Борис Николаевич смог его нейтрализовать. Вот один из примеров того, как он защищал нас от тёмных.
Борис Николаевич никогда не посягал на нашу свободную волю. Нам в Харбин без конца писали и Николай Константинович, и Елена Ивановна Рерихи: «Ехать, ехать и ехать на Родину! Вы там нужны». Они писали, что если мы там будем только читать Учение, и то уже сделаем очень большое дело для пространства России. Тем не менее две из его ближайших учениц уехали в другую страну. Для него это был удар. Как руководитель и ответственный за них, он тяжело переживал их отъезд. Он говорил: «Они уехали, не выполнив Указа Иерархии».
Не то же ли самое делают сейчас те, кто уезжает за границу?
Но всё-таки им таких Указаний не дают, они не занимались Учением. Те, кто уезжает, с них, конечно, спрос будет, но далеко не тот. А там были люди, много лет изучавшие Учение, и они поступили так же.
Борис Николаевич мог бы силой воли заставить их исполнить данное указание. Но это ему было не нужно, он никогда на нас не воздействовал волевым приказом, как это делают лжеучителя. Там всё держится только на страхе и подавлении воли. Он же мог разъяснять, но не требовать. Я помню, как мы провожали самую его близкую ученицу, — как было тяжело! Борис Николаевич стоял неподвижно на перроне. Она была уже на подножке поезда; поезд тронулся и стал отходить. Он молча смотрел на неё. Мне было невероятно тяжело это видеть, потому что самой было жаль с нею расставаться, так как за многие годы совместных занятий мы сблизились. Кроме того, я понимала, что поезд увозил её в никуда, ибо никаких духовных перспектив этот переезд ей не сулил. Но больше всего я переживала за него.
Как нам и было указано, Борис Николаевич, а вслед за ним и я уехали в Россию. У него на руках была больная жена, а у меня — мать, которой было далеко за восемьдесят. Это стало возможным в 1959 году.
Устремлённость к выполнению долга. Учение указывает нам на выполнение своего долга, и Борис Николаевич являл собою наглядный пример осуществления этого завета. Я видела, как он был устремлён к выполнению своего назначения, которое, как писала ему Елена Ивановна, заключалось в создании и укреплении прямого провода с Иерархией Света, посредством которого он получал сообщения и указания из Высшего Источника и записывал их. В этом заключалась основная миссия данного его воплощения. Ещё до получения писем от Елены Ивановны он уже получал Записи, но сомневался в источнике их: он был чрезвычайно скромный человек, никто никогда не слышал от него никакого самоутверждения. Елена Ивановна трижды подтвердила подлинность Высокого Источника его Записей, — он читал нам эти её письма. Но мы, его постоянные слушатели в течение многих лет, ещё и не зная того, при каждой встрече с жадностью слушали чтение его Записей и черпали из них всё необходимое для нашего продвижения. И он выполнял свой долг, несмотря ни на какие препятствия, а препятствий всяких, в том числе бытовых, было достаточно. И ценность Записей, которые вы все читали, потом ещё будет осваиваться и пониматься, она очень велика.
Преданность и любовь к Иерархии Света. Как чувствовались они в Борисе Николаевиче! Он был среди жизни «как бы один, как бы оставленный». Особенно он любил своего Гуру — Николая Константиновича Рериха — и твёрдо надеялся на встречу с ним и всей семьёй в России. Но ему, как и мне, пришлось пережить тяжкие утраты. Со своим возлюбленным Гуру он встретился лишь на короткое время, переписка была нерегулярной, а затем и окончательно прервалась, в связи с уходом Гуру, вместе с его самой сокровенной пламенной надеждой на новую встречу в этой жизни. Осталась связь в духе, совсем не простая и не лёгкая, требующая величайшего духовного напряжения и особого состояния сознания, не замутнённого земными струями повседневной жизни. Сначала ушёл Николай Константинович, и встреча с ним, которую мы так ждали, не осуществилась. Осталась Елена Ивановна, и мы жили надеждой на счастье встречи с ней. Но планы меняются; вдруг приходит неожиданное и страшное известие о её скоропостижном уходе. Это тоже надо было пережить, и я была свидетельницей того, как мужественно и достойно Борис Николаевич перенёс эту столь тяжкую утрату. В 1957 году из Индии в Россию переехал Ю.Н. Рерих, и в 1959 году, когда мы приехали на Родину, Борис Николаевич незамедлительно направился в Москву для встречи с ним. Они встретились, состоялась беседа, чрезвычайно важная и значительная. А когда он приехал на встречу с Юрием Николаевичем во второй раз, ему открыла дверь одна из сестёр Богдановых и без всякой предварительной подготовки сразу объявила ему, что Юрия Николаевича уже нет в живых. Это тоже был один из тех ударов, которые ему пришлось перенести. А я пережила их уже пять. В 1972 году, 5 сентября, в возрасте 75 лет Борис Николаевич ушёл из жизни. А через несколько лет ушла Зинаида Григорьевна Фосдик, мой близкий и сердечный друг, с которой мы до того переписывались и при встрече в Москве очень сблизились.
Я видела, как он занимался домашним хозяйством и как это ему было чуждо, — и в тоже время как он хорошо и добросовестно всё делал: и дрова пилил, и за огородом ухаживал, и печь топил в квартире, и всё это было спокойно, красиво, с достоинством, часто с шутками. У него было очень большое чувство юмора, что, конечно, я весьма ценила.
Я перечислю, чем я многократно обязана Борису Николаевичу:
– благоприятными обстоятельствами жизни;
– лечением болезней;
– воспитанием характера;
– расширением сознания. Я ведь начала читать сначала без него. Мне принесли книгу, я стала читать и сказала: «Это моя книга». Но когда я стала заниматься у Бориса Николаевича и получать ответы на вопросы — это колоссально расширило сознание;
– ценными советами и предупреждениями. Советы были как житейские, так и, в основном, духовные и предупреждения против различных опасностей и в жизни, и в духовной сфере, потому что там тоже много опасностей;
– получением знаний;
– получением ценных пособий. Я от него получила некоторые книги (потом я их доставала, но вначале он давал), он давал Письма Е.И. Рерих — мы делали конспекты;
– защитой;
– помощью;
– непрестанной заботой.
Вот этим я ему многократно обязана и бесконечно признательна, потому что без этого можно было и не устоять. Тут, в Новосибирске, я осталась в полном одиночестве, и была только переписка с ним. У меня много его писем, там он тоже кое-что выписывал из Записей, это у меня ещё не обработано. Я берегу эти письма. Каждое письмо от него — это был великий праздник. Я уже приблизительно знала, когда получу, и всё бегала, смотрела в почтовый ящик — не пришло ли от него долгожданное письмо?
У Бориса Николаевича всегда ощущался огромный резервуар психической энергии. Этого я не ощущала ни в ком, я не говорю о Святославе Николаевиче Рерихе — быть рядом с ним — это было блаженство, даже выразить нельзя, как я себя чувствовала, когда сидела рядом с ним. Но поскольку мы говорим о Борисе Николаевиче, о следующем звене, — то ни в ком ничего подобного я не чувствовала, даже у Зинаиды Григорьевны Фосдик, хотя я чувствовала в ней очень сильную твёрдость, энергию и также необыкновенную сердечность. Но о ней я когда-нибудь расскажу; у меня есть конспект беседы с ней, может быть, мы сделаем встречу в день её рождения, и я подготовлю вам рассказ о ней по моим конспектам.
Вот то, что я когда-то очень давно записала о Б.Н. Абрамове, что хотела рассказать. Может быть, у вас есть вопросы по поводу Бориса Николаевича?
Борис Николаевич проделал огромную работу в течение своей жизни, столько накоплено Записей. Наверное, их значение проявится только в будущем? Видимо, они предназначались для каких-то больших целей, а не только для нескольких человек?
Конечно, они предназначались для тех же самых целей, для которых предназначаются книги Учения. Юрий Николаевич Рерих говорил, что книги Живой Этики даны на всю шестую расу, на многие столетия. А эти Записи — спутники Учения, причём высвечивающие его новые грани. Я знаю, что новые, потому что довольно хорошо помню Учение и, читая его Записи, я получала ещё какие-то новые добавления. Вы берёте многогранник и поворачиваете его разными гранями — и ещё что-то высвечивается; хотя многогранник вы уже в целом приняли в себя, но высвечивается ещё грань и ещё грань... Именно так и здесь, и ни в каких записях контактёров этого нет.
Наталия Дмитриевна, как Вы стали ученицей Бориса Николаевича Абрамова?
Этого я никогда забыть не могу. Сначала я получала книги от его ученика. Читала, беседовала с этим учеником, который рассказал обо мне Борису Николаевичу. И он сказал: «Пока к себе приглашать не буду, я сам приду к ней». Этот ученик мне сказал: «У вас вопросы накопились, я приду с Борисом Николаевичем, и вы ему задавайте. У вас такой шанс получить ответы на все вопросы от ученика Николая Рериха». Я обрадовалась, записала вопросы. И он в сопровождении этого ученика ко мне пришёл.
Борис Николаевич — человек очень осторожный; он понимал, что является центром нападения из-за того, что он такую работу выполняет. И естественно, когда человек несёт высокую миссию — чашу нерасплёсканную, — он опасается, чтобы его не толкнули. И он держался очень замкнуто. У него были голубые глаза, необыкновенно светлые, светящиеся. Взгляд был чрезвычайно пронзительный. Когда он смотрел — это признавала не я одна, — было впечатление, что взгляд до самого затылка доходил, насквозь. Больше на меня так никто не смотрел. И надо было выдержать этот взгляд. Некоторые не выдерживали.
И стали мы беседовать. Борис Николаевич спросил: «Чем вы занимаетесь?» Я говорю: «Перепечатываю книги Учения». Он похвалил, очень это одобрил. (Тогда уже книг не было в продаже, это было во время японской оккупации, а мы хотели их иметь. Своими руками я перепечатала девять книг, и именно их привезла с собой, они у меня хранятся, со всякими пометками, и по ним я изучала много лет Живую Этику. И только совсем недавно я приобрела типографские книги.) Я стала задавать ему вопросы, к сожалению, я не сохранила запись этих вопросов. Но, чувствуя, что он в защите, я очень скованно с ним разговаривала и отвечала, — он тоже мне вопросы задавал. И помню: я увидела над ним голубую звёздочку, а он над моей головой — розовую. Я ему сказала об этом, а он: «И я только что видел. Мы с вами обменялись звёздочками». И потом вдруг я почувствовала свободу, раскованность и стала с ним говорить свободно. И он стал улыбаться, как бы повернулся ко мне лицом, сняв эту защитную броню, на которую я всё время натыкалась и не могла до него дойти, сердцем не могла, он охранялся, и он был прав — он нёс такую миссию!
И вдруг так стало хорошо. Я стала улыбаться, а то не улыбалась, сидела как струна натянутая.
А потом выяснилось, что он в это время услышал Голос, который ему сказал: «Она способна к сотрудничеству». И когда он это услышал, он успокоился. Потому что сотрудничество — это не простая вещь. Если человек способен к сотрудничеству, значит, можно с ним общаться и до какой-то степени ему доверять.
Он разрешил мне приходить, познакомиться с его женой. Я сразу включилась в домашнее хозяйство. У нас в пригороде продавались очень хорошие молочные продукты, потому что там люди держали коров; у них были сепараторы, они делали отличное масло, сметану самого высокого качества. А в городе уже при японской оккупации почти ничего нельзя было достать. Я им из пригорода привозила прекрасные продукты. Это деталь, но, по-моему, тоже интересно. Многие держали кур, и я им яйца свежие возила. Одним словом, старалась помочь. Я к ним приходила и тут же задавала вопросы, Борис Николаевич со мной беседовал. А потом решил, что надо всех2 объединить, а то он кому-то отвечает на вопрос, а другой не слышит, а так все услышат. И он всех нас собрал, сказал, что ритм имеет огромное значение, и назначил день и час — понедельник к шести (или к семи) вечера. И мы со всех концов довольно большого города, а я из пригорода, собирались. И этот день был мой заветный день, я уже всех и всё отстраняла. Я ещё только подходила к его дому — и уже была счастлива, как будто вхожу в какую-то беспредельность, открывается дверь не в квартиру... У них была маленькая квартира из трёх комнат: его комната, его жены и столовая, где мы занимались; и только входишь — и это уже счастье.
Часы счастья, которые я имела за всю свою жизнь, были только в общении с ним, когда я к нему приходила в Харбине и когда ездила к нему в Венёв. Это я называла «часы счастья». В Учении называются «часы счастья», когда Рерихи пребывали в Твердыне с Иерархией. А для меня это были единственные часы, когда я была совершенно счастлива. Больше у меня подлинного счастья не было.
Начав изучать книги Учения, я стала писать стихи, а до встречи с Учением ничто меня на творчество не вдохновляло. Борис Николаевич говорил: «Всё, что вы пишете, приносите. Обязательно будем читать, обсуждать». Он требовал от меня, чтобы я шлифовала своё мастерство. «На такие темы, — говорил он, — нельзя писать небрежно, коряво — тогда их лучше и не затрагивать. Если вы берётесь писать стихи на темы Живой Этики, то форма их должна соответствовать их высокому содержанию». Так он мне это крепко повелел, и я старалась, как могла, этому указанию следовать всю жизнь.
Итак, первая встреча решила всю мою жизнь, и не только мою. Потому что без этого я была бы не я и чего-то, может быть, не могла бы дать и другим, потому что даю не от себя.
Вы ощутили сразу, с первой встречи, что готовы к ученичеству?
Я не могу сказать, что с первой встречи, но когда мы начали заниматься с Борисом Николаевичем, я как-то поняла, что не только готова к этому — что я в этом нуждаюсь чрезвычайно и что, может быть, для этого даже и воплотилась.
И вскоре после встречи с ним я увидела сон, который ему сообщила и который я не могу забыть и никогда не забуду, — сон, которому он придал очень большое значение. Я увидела, что встретилась с Николаем Константиновичем Рерихом и он дал мне кольцо, которое я помню очень хорошо. Кольцо было из белого металла, типа серебра, с синим камнем. Камень был не квадратный, а немного продолговатый, но четырёхугольный, вделанный в это серебро. Цвет камня был тёмно-синий, не блестящий, не такой, как сапфир, но красивого, густого синего цвета. (Всё произошло после моего развода: получив развод, я получила книгу Учения.) Во сне у меня ещё было на правой руке обручальное кольцо. Николай Константинович сказал: «Для того, чтобы вы могли надеть кольцо, которое я вам даю, вы должны снять обручальное кольцо и протереть этот палец наждаком»3. Вы представляете, что это такое? До чего был загрязнён палец обручальным кольцом, что я должна была протереть его наждаком. Конечно, это символ, но такое было условие.
Я рассказала этот сон Борису Николаевичу; он сказал: «Начертите кольцо, размеры камня; всё имеет значение. Вам понятно?» Я говорю: «Понятно». Мне было понятно, что значил этот сон.
Вы сказали, что, когда возникали духовные проблемы, житейские трудности, от него приходила помощь, даже когда Вы к нему не обращались.
Не обращалась вслух. Помощь шла всё время, конечно. Я не всегда к нему обращалась прямо, но всё равно, я уверена, что помощь шла.
Борис Николаевич говорил: «Близких мне людей я держу у сердца». Его ученик, который отказался от него, стал о нём очень неуважительно говорить. И Борис Николаевич сказал страшную вещь: «Я перестал держать его у своего сердца». И всё. Он его не осуждал, он перестал держать его у своего сердца, и тот остался сам по себе. Это страшно для будущего, хотя он этого мог и не заметить в своём величии, он очень возвеличил себя.
Возник такой образ: Ведущий идёт впереди Светочем, за ним — цепочка людей, идущих через страшные джунгли.
Джунгли, пропасти, там звери кидаются, обезьяны и тигры, только и ждут, чтобы проглотить.
Вот и идёшь по этой светлой дорожке в его Луче. И когда идёшь в Луче, или в Токе, тёмные, конечно, частично вредят, но сокрушить они не могут. Но если человек сказал: «Я сам светоч, я сам луч, я сам по себе», — что из этого может получиться? Результат, может быть, далеко не сразу скажется, так же как не сразу сказываются и результаты следования [за Учителем]. Это же постепенный процесс. И этот процесс я прошла и прохожу без конца, и если какие-то результаты есть, то это результаты этого процесса, той части пути, которая пройдена. Ведь он будет идти бесконечно.
Сейчас я вам всё очень коротко рассказывала, на самом деле это всё было очень длинно. Это процесс.
Не сразу у нас начались занятия. Сначала я просто к нему ходила, потом, может быть в 1945 году, начались уже регулярные занятия. И продолжались они до отъезда [в Россию], до 1959 года. А потом у меня установился летний ритм. Как каникулы — я уже не могу сидеть, уже скорей за билетом, скорей собирать вещи, скорей ехать, ехать и ехать в Венёв. Это было раз в год. И этот ритм сохранялся, по-моему, до 1969 года. А потом у меня мать была в таком состоянии, что её уже не с кем было оставить. Вначале я оставляла её на соседей, они приносили ей продукты, и она сама ещё могла готовить. А потом она уже не вставала.
Потом я получила страшное известие — телеграмму об уходе Бориса Николаевича. Я не могла даже приехать проводить, но это уже было, конечно, не самое главное.
За подвиг его жизни ему был дан лёгкий уход — мгновенный инфаркт. Он перед этим переболел очень тяжёлым гриппом, который в таком возрасте ослабляет сердечные сосуды. И вдруг он почувствовал боль в сердце. Вызвали скорую. Его увезли в больницу, и через какое-то время он вдруг вскрикнул — и всё. Оказалось, это был мгновенный инфаркт. Он не страдал, не болел. Я за него рада была, за такой уход, потому что он никого не обременил и не страдал сам. У него, конечно, сердце побаливало, но он работал до конца. Было очень жаркое, засушливое лето, и он носил воду, а этого нельзя было делать. Под Москвой горели торфяные болота, и в Венёв доносилось. А он всё поливал и поливал огород. А колонка была за полквартала, и он оттуда таскал воду. Он был физически очень сильным. Зимой перед этим он переболел страшным гриппом с очень высокой температурой. И это, естественно, отразилось на сосудах. Он умел купировать боль и не обращать на неё внимания. Я иногда чувствовала, что у него какое-то нездоровье.
Его единственный отдых был — пойти на речку и выловить пару маленьких карасиков. Этот процесс ловли для него был блаженством — сидеть на берегу и ловить рыбу, вдали от этого быта, который был ему так чужд. Так что последние года четыре мы с ним не встречались, только очень интенсивно переписывались.
У Вас сохранились его письма?
Конечно, сохранились, и когда-то они будут расшифрованы. Правда, он старался писать мне не так мелко, но всё-таки бумагу экономил. Он очень экономный был. Он не был скупой, наоборот — щедрый, но экономный. Он ничего не тратил зря: ни кусочка бумаги, ни кусочка хлеба, если он ел, то съедал всё, не оставлял что-то на выброс.
После обеда он всегда отдыхал. У них был очень строгий режим: обед в определённое время, после этого я удалялась на два часа, он ложился отдыхать. Это был «мёртвый час». Часто и после дневного сна он тоже записывал. Разрешал явиться к нему, скажем, к пяти часам. В Венёв из Москвы привозили вкуснейшее мороженое. Я покупала его и приносила, и мы все ели мороженое. Он это любил — что-нибудь вкусное. В Харбине я пекла пироги, ватрушки, приносила, он с удовольствием ел, но очень мало.
Он говорил, что очень любит воблу, но если бы Учитель сказал — прекратить, он бы не стал её есть и не стал бы рыбу ловить. Но ему это не было запрещено, и рыбу он ел. Борис Николаевич говорил: «Там много фосфора, и при нашей такой тяжёлой жизни рыба нужна». Однажды я в Академгородке купила воблу — огромное количество, большой ящик, и послала ему. Восторгу Бориса Николаевича не было конца. Он долго её растягивал, ел по одной в день. А для меня это было блаженство — воблу ему послать, всегда хотелось его порадовать. И шоколад он ел, я привозила ему из Москвы самый лучший — плиточный. Он не любил конфеты «фаршированные», а вот плиточный шоколад ел, говорил, что он тонизирует. Вы, наверное, знаете, что, когда люди едут на Север, они берут шоколад обязательно, он очень калорийный. И эта калорийность ему требовалась. Он был очень худощавый, ни грамма жиру, фигура была очень подтянутая.
Смеялся всегда тихо. Не так раскатисто, как другие, но посмеяться любил. Очень тихо смеялся, почти не слышно, только было видно, что он смеётся.
Была ли переписка у Б.Н. Абрамова с Н.К. Рерихом?
Да, переписка была интенсивная, с Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, всё время. Он просил меня заглядывать в почтовый ящик, говорил: «Вынимайте всё». Однажды, когда я к нему шла, вынула письмо Елены Ивановны из Калимпонга, подержала в руках... Он нам давал читать отрывки.
Он посылал Елене Ивановне, по её желанию, образцы своих Записей. Она трижды подтвердила их подлинность, он нам это читал. Я свидетельница, Ольга Копецкая тоже. И когда Альфред Хейдок засомневался в подлинности Записей Бориса Николаевича и имел со мной об этом разговор, я сказала: «Поезжайте сами». Он поехал, и Борис Николаевич показал ему письма Елены Ивановны. И тогда Альфред Петрович уверовал, стал с жадностью читать Записи, переписывать их и оторваться не мог. Он жил у Бориса Николаевича довольно долго и всё переписывал и читал.
Письма Елены Ивановны Борис Николаевич нам в руки не давал.
Я написала Альфреду Петровичу и попросила его засвидетельствовать то, что он читал в письмах Елены Ивановны. Хейдок прислал подтверждение, и я отдала всё это Б.А. Данилову: моё подтверждение, О. Копецкой и А. Хейдока, который читал письма Е.И. Рерих с утверждением подлинности Записей.
Такие подтверждения у нас есть — для тех, кто не чувствует. Мне, например, это совершенно было бы не нужно: я точно знала. И что интересно, я часто угадывала, от кого Запись. Борис Николаевич получал Записи от Учителя, от Елены Ивановны и Николая Константиновича, и они были разные по вибрациям. Вот он прочтёт, потом спрашивает: «Как вы думаете, от кого?» Я говорю: «От Елены Ивановны». «Правильно», — говорит. Или от Николая Константиновича. Они несли какой-то свой стиль. А от Учителя уже ни с кем спутать нельзя было — свой стиль и своя вибрация. Я как-то это угадывала. У него было помечено в Записях: от Гуру. Он рассказывал, что, когда Николай Константинович приехал
в Харбин и остановился на житьё у своего брата, а дом брата был как раз напротив, через довольно узкую улицу, Абрамовы в своей квартире чувствовали такую радость, что им хотелось петь «Христос воскресе», как в светлую Пасху. Оттуда через улицу шёл такой Свет, что они ходили окрылённые оба и им хотелось петь пасхальные песнопения. Вот такая радость шла от Гуру. Уже с самого приезда Николая Константиновича Борис Николаевич почувствовал это и сразу к нему пошёл и был принят тут же. Как спокойно говорил и держался Николай Константинович, ни одного лишнего жеста, казалось, что он даже неподвижен. Он говорил очень ровно, очень спокойным голосом, в определённом темпе, без особых интонаций.
ПСТ т. 5. «Семинар СибРО в Академгородке. 15 марта 1994 г.» Высокие Духи на земле могут во время сна сознательно пребывать в Тонком Мире. Борис Николаевич Абрамов рассказывал однажды на занятиях, как он выделялся в Тонкий Мир, где он продолжал работать на протяжении своей земной жизни, и встретил там слепого мальчика. Мальчик был слепым в земной жизни, и там он также продолжал ничего не видеть. Борис Николаевич подошёл к нему и сказал: «Мальчик, это на земле у тебя были глаза больные и ты потерял зрение, но тут они здоровые и ты видишь!» Надо было сказать ему только, что «тут-то ты видишь», и мальчик прозрел! Вот как важно понимать те возможности, которые даёт работа в Тонком Мире, если её осознаёшь.
ПСТ т. 5. «Семинар СибРО в Академгородке. 7 апреля 1994 г.»
Могут ли слушать наши беседы обитатели Тонкого Мира?
Конечно, могут, и они нас слушают. То, что тут говорится, им должно быть тоже интересно. Когда в Харбине мы очень интенсивно занимались Живой Этикой с Б.Н. Абрамовым, он говорил: «Нас здесь многие слушают, а вот когда мы уедем, кого они будут слушать? Тогда они станут нас искать, пока не найдут по линии духовного притяжения». Он чувствовал, что нас слушали, и слушали с большим интересом, — те, кто перешёл в Тонкий Мир, не получив этих знаний при жизни на земле. Пространство далеко не пусто, наоборот, как сказано, «оно наполнено и переполнено». И наше пространство тоже наполнено, только никто из нас ясновидением пока не обладает, и мы не можем видеть, но можем чувствовать.
ПСТ т. 5. «Круглый стол» СибРО. 29 мая 1994 г.». Конечно, многое там [в «Гранях Агни Йоги» - сост.] даётся лично для Бориса Николаевича Абрамова. Ему говорится — что-то было сделано не так и поэтому что-то не получилось. Так что как в книгах Учения, так и в «Гранях Агни Йоги» кое-что относится именно к тому, кто принимает сказанное, а не ко всем нам. И это тоже надо различать. (…)
Будет ли даваться Учение, кроме «Граней Агни Йоги», ещё через другой канал? Возможно ли это?
Сейчас, к сожалению, появилось невероятное количество так называемых контактёров, которые утверждают, что они получают сведения, сообщения из самого Высшего Источника, некоторые даже от самого Господа Бога. Но дело в том, что сейчас в силу новых энергий и новой приближающейся эпохи к нам очень приблизился Тонкий Мир. В Тонком Мире масса сущностей, которые любят изображать из себя великих учителей, так называемые персонификаторы, которые со своими целями, часто очень зловредными, овладевают людьми с медиумистическими способностями, которые открыли окно в Тонкий Мир, но в его низшие слои. Там они получают всевозможные сообщения, но при этом они полностью уверены, что это из Высокого Источника. Но каким надо быть, чтобы получать то, что, скажем, получал Борис Николаевич? Во-первых, он был трижды утверждён Еленой Ивановной как приёмник мыслей Учителя. Она имела его фотографию, она имела образцы его Записей и утвердила его. И сам он был на очень высокой духовной ступени. Прежде всего, надо быть на соответственной ступени, чтобы соответствовать. Это так же, как радиоволны. Если приёмник не настроен, например, на УКВ, то он не может воспринимать эти частоты. То же самое и тут: если человек духовно ещё не на том уровне, он не сможет ничего воспринимать из Высшего Источника, но он очень даже может воспринимать что-то из слоёв Тонкого Мира, к которым у него ухо открыто и которым он по своему диапазону соответствует. Таким образом, мне лично неизвестно, кто ещё после Бориса Николаевича был таким приёмником. Ни в Письмах Е.И. Рерих об этом не указано, ни Борис Николаевич об этом ничего не говорил, видимо, и не знал. Поэтому какой ещё будет канал? Только если это будет указано Иерархией, правда, сейчас уже никого из Рерихов нет и они не могут это нам указать, но это как-то прояснится. Другого канала я не знаю. Но нам так много дано, что дай нам Бог это всё освоить.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол» после торжественного собрания, посвящённого Дню Культуры, 9 октября 1994 г.».
Медиатор — это тоже посредник, но это посредник действительно с Иерархией Света, с Учителями; посредник, сознание которого направлено вверх, уже не имеет контакта со сферами низшими, астральными, а имеет контакт с Высокими Сферами Иерархии Света. Елена Ивановна писала, что насколько к медиумам надо относиться осторожно и разбираться, настолько медиаторов надо уважать и ценить (см.: письмо Е.И. Рерих от 28.04.1951 г.).
Такой контакт происходит обязательно при открытых центрах?
Нет, не обязательно при открытых центрах. Елена Ивановна пишет, что для медиатора нужно чувствознание, его устремлённость к Иерархии, это создаёт канал связи, для этого открытые центры не требуются, и что иногда такой медиатор, посредник, для работы с людьми, для работы в Обществах может быть даже нужнее, чем Йог, который уявлен в каких-то высоких сферах. Елена Ивановна считает, что медиаторы в этом отношении полезнее. Конечно, высочайший медиатор, который мне известен, — это Борис Николаевич Абрамов. У него действительно был прямой контакт с Владыкой, а потом, когда ушли Рерихи, — и с ними. И его Записи были трижды подтверждены Еленой Ивановной — что это действительно полный контакт. Если можно считать это медиаторством, то это самое высокое из того, что мне известно. Но Елена Ивановна, конечно, была выше этого, там было совсем другое, уже из того разряда, о котором нам трудно говорить, потому что это вне нашего опыта.
Я действительно очень хорошо знала лично Бориса Николаевича, была его ученицей в течение многих лет, и я утверждаю, какой высоты он был как человек, — это очень важно. Я видела его в быту, постоянно бывала у них дома, помогала, жена у него была больна, то есть видела его в жизни каждого дня, поэтому и могла представить, что именно такой человек действительно был медиатором в самом высоком смысле этого слова — то есть посредником. И тем, что мы сейчас «Гранями Агни Йоги» зачитываемся, мы обязаны именно его высокому качеству приёмника, воспринимающего в самом чистом и неискажённом виде.
А у медиума всё это искажается, или их сознательно вводят в заблуждение. На спиритических сеансах обязательно вызывают кого-нибудь очень важного, например Наполеона или ещё кого-то, и они являются. А кто это на самом деле?
У медиатора же совершенно другой процесс. Астрал тут уже не фигурирует, а только сердце, «ничем, кроме любви, не покрытое», как сказано в Учении, — вот это и есть провод. А у медиумов о сердце как-то даже и не слышно. Там астрал в основном работает, и он очень сильно выражен. И в жизни эти медиумы далеко не самые лучшие люди, не самые совершенные. (…)
Сказано: «Если некто будет называть себя Йогом, не верьте ему. Истинный Йог никогда не будет величать себя Йогом и не будет обожать себя». А медиумы объявляют себя посредниками открыто, то есть они этим хвастаются. Йог или медиатор никогда не станет говорить, что он Йог или медиатор, он будет это скрывать, люди только догадываться могут. Никогда Борис Николаевич не говорил: «Я, я, я». Мы вообще от него слова «я» не слышали. Просто он делал своё дело и читал нам эти Записи на занятиях. Мы сами знали, и нам даже не требовалось подтверждения Елены Ивановны, хотя мы, конечно, с радостью воспринимали то, что она ему пишет, но мы и без этого знали. (…)
Случайно или нет Записи Б.Н. Абрамова начали публиковать с тех, что были получены Борисом Николаевичем в 1960 году?
На этот вопрос вам может ответить Борис Андреевич Данилов. Он, видимо, считал, что это ближе к нашей эпохе; я так думаю, но не берусь за него говорить.
Борис Николаевич начал записывать с 1930-х годов. И когда мы занимались до 1960-х годов в Харбине, он нам уже такие Записи выдавал! У меня кое-что переписано, вначале мы ими питались. Я потихоньку на занятиях записывала или просила дать списать. Он не всегда давал, но иногда давал. И потом, когда я сюда приехала, мы их перепечатывали на машинке. А некоторые Записи я конспектировала. Это, конечно, были буквально откровения!
Я помню, когда в 1941 году началась Великая Отечественная война, наши вначале отступали под натиском до самой Москвы. И в это время Борис Николаевич получает сообщение: «Россия победит Германию». Никакого признака, что она её победит, в то время не было, в те роковые месяцы, вы же все историю знаете. А мы уже знали, что она её победит. И потом начался отход немцев, когда наши собрались с силами и стали наступать.
ПСТ т. 5. «Круглый стол СибРО. 30 октября 1994 г.» Действительно, поверхностному наблюдателю может показаться, что там [в «Гранях Агни Йоги – сост.] повторяется то, что есть в книгах Учения, но там идёт его дальнейшее развёртывание, показываются новые аспекты этих понятий, и это очень многим помогает, кому эти аспекты близки и понятны. Не надо бояться повторов, потому что их не существует. Чем больше мы вовлечём сердце в это чтение, тем лучше и ближе мы поймём эти замечательные труды Б.Н. Абрамова.
ПСТ т. 5. «Круглый стол СибРО. 30 октября 1994 г.» Что нужно нам на нашей ступени? Это совершенно ясно — этическая часть Учения, та часть, которая говорит о психической энергии (это всё относится к нам), о том, что поднимает наши жизненные силы и что их, наоборот, убивает, какие чувства, какие поступки, какие действия, — вот это всё наше. Также мысли: как они влияют на нас и как мы влияем своими мыслями на других. Это то, что нам на данной ступени доступно, и это мы должны пытаться по мере возможности выполнять. Святослав Николаевич говорил: «Каждый день становитесь немного добрее». Он не говорил — завтра сделайтесь ангелами, нет, всё идёт поэтапно; «немного лучше делайте вашу повседневную работу», то есть должно быть качество труда. Это то, что относится к нам.
И если мы очистим наше мышление и наши чувства станут более высокими, более чистыми, тогда у нас естественно начнут открываться и центры. Но это должно быть так же естественно, как бутон, который в хороших условиях постепенно открывается и даёт цветок. Но если мы возьмём бутон — я хочу, чтобы ты сейчас расцвёл, — и начнём отгибать ему лепестки, мы его погубим. То же самое и с центрами.
Поэтому надо понимать, кому что дано и кто что должен взять себе на данном этапе, который он должен объективно определить: кто я такой и на каком нахожусь уровне. Если есть более опытный друг, который тоже может помочь определиться, — может быть, с ним посоветоваться. Например, когда мы занимались с Борисом Николаевичем Абрамовым, нам в голову не приходило заниматься центрами, потому что было совершенно ясно, что мы только начинаем изучать Живую Этику. Главное внимание было обращено именно на этику, мы делали выборки о качествах полезных и неполезных, о психической энергии, об отношении друг к другу и т.д. Вот что нам было нужно. И мы совершенно не заносились.
ПСТ т. 5. «Круглый стол СибРО. 27 ноября 1994 г.».
Если человек чувствует внутреннюю потребность в земном учителе, всегда ли ему суждено обрести его или же это совершается по воле Бога?
Очень трудно найти земного учителя, ведь учитель — это тот, кто больше знает. Моим учителем был Борис Николаевич Абрамов, вы знаете его книги — «Грани Агни Йоги». Это было большое счастье. Вероятно, это было обусловлено кармой, нашими предыдущими духовными связями, может быть, тем, что это нужно было, и я была уже готова. Говорится: «Когда ученик готов, является и Учитель» (из письма Е.И. Рерих от 21.07.1934 г.).
Всегда ли готов человек иметь учителя? Ведь это совсем не просто. Это я и по себе знаю. Иметь земного учителя — значит верить ему абсолютно, отдать ему своё сознание, считаться со всем, что он говорит, выполнять то, что он говорит. Все ли это могут? Кажется, что если встретил учителя, то он облегчит ученику путь. Нет, путь всё равно будет очень трудный. Учитель может указать на недостатки, но изживать их всё равно приходится самим. Наш учитель, Борис Николаевич, указывал, он иногда очень сурово с нами говорил, но предлагал самим бороться, предлагал те средства борьбы, которые указаны в Живой Этике. И тут главное было — получать указания, если мы сами не понимали. Ответы на вопросы давались, но не на все. Если об этом нигде не сказано — ни в «Тайной Доктрине», ни в Живой Этике, — он не стал бы сам выдумывать. Ответы тоже по сознанию даются, то есть учитель обращается с учеником по его сознанию.
Иметь учителя — не воля Божья, конечно, это готовность иметь учителя на земле. И это совсем не просто — принять его, признать и соответственно с ним сотрудничать.
Надо быть очень осторожными и не кидаться «очертя голову», если увидели кого-то и показалось, что он больше знает. Помните, сказано: «Горе тому, кто дерзнул ложно признать кого Учителем своим...» (Агни Йога, 205). Есть такие люди, которым очень хочется быть учителями, любители руководить, их хлебом не корми, а дай возможность иметь учеников, и они будут набивать себе цену и делать вид, что очень много знают. Тут надо быть особенно осторожными. Сказано, что подлинный Йог никогда не скажет, что он Йог. Так же и человек, который мог бы быть земным учителем, никогда этого не скажет, никому не навяжется, а будет продолжать свою работу. И только тот, кто увидит и распознает, может к нему приблизиться. Мы все живём Учением, считаем, что Учение, Письма Елены Ивановны Рерих, «Грани Агни Йоги» — это наш коллективный руководитель. Мы собираемся вместе, совещаемся, но у нас нет земного учителя. С тех пор как ушёл Борис Николаевич, надо идти самостоятельно, потому что знания нам даны большие. И мы можем получать ответы на вопросы, если занимаемся Учением, внимательно его читаем. Мы делаем выборки по темам, интересующим нас, это тоже очень подвигает в каких-то вопросах. И вы все имеете возможность делать то же самое. Советуемся друг с другом: «сколько голов — столько умов», и поэтому мы так и продвигаемся.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол СибРО. 27 ноября 1994 г.». …Борис Николаевич имеет Записи, которые вы все знаете как «Грани Агни Йоги» (я давно с ними начала знакомиться, ещё в Харбине много лет назад, потому что Борис Николаевич получал информацию уже с конца 1930-х годов)…
Разве каждый из нас, со всеми нашими несовершенствами, может вдруг выйти на вибрации Учителя Учителей? Мы не можем рассчитывать на прямые контакты с Гималайскими Учителями, потому что до этого надо дорасти. Тут надо быть человеком таким, каким я знала Бориса Николаевича Абрамова, который действительно был на уровне и который мог иметь эти контакты. Я лично его знаю и подтверждаю, что он это мог, потому что он по своим духовным данным и нравственным качествам уже был к этому готов.
ПСТ т. 5. «Беседа с сотрудниками СибРО 12 декабря 1994 г.». …Ещё одна важнейшая задача и на этот год, и на всё будущее — изучать и изучать книги Живой Этики. Мы их знаем ещё недостаточно. Читаем каждый раз как заново. Книги Учения, Письма Е.И. Рерих и «Грани Агни Йоги». И когда мы будем больше подкованы, у нас будет больше возможности вспомнить — а как говорится об этом в Учении? И тут уж тёмные не смогут так подкопаться.
Это я знаю на личном примере. Приходят и задают массу вопросов. Я всегда делаю паузу и думаю: «А как об этом в Учении говорится?» Не я говорю — а что говорится, на что ориентироваться. Ничего своего у нас нет, но мы, внедряя наше сознание, наше разумение, нашу память в тексты Живой Этики, настолько этим проникаемся, что начинаем уже и думать так, как надо думать. Иначе, если мы только самодеятельностью займёмся, это нас может очень далеко увести в сторону. Потому что — кто мы сами? Как говорил Борис Николаевич: «Мы без Иерархии — ноль без палочки». Ведь Учение дано из Высочайшего Источника, и поэтому всё надо соразмерять с Ним.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол» СибРО 30 апреля 1995 г.». Книги Учения — это наши учителя. Там всё есть. Какой-то вопрос возникает — открываешь книгу, и там находишь ответ. У всех это, наверное, было. И мы сейчас считаем книги нашими учителями, а Учитель у всех один — Тот, Кто дал нам Живую Этику. Он находится на нашей планете. Были ближайшие ученики, которые были нашими учителями, — семья Рерихов, но их сейчас нет на нашем плане; ближайшие к ним, такие, как Борис Николаевич Абрамов — признанный ученик Николая Константиновича, его мы признавали действительно духовным руководителем, но он так опасался иметь учеников, что было очень трудно к нему пробиться. Он очень строго подбирал, и всего у него и было-то несколько человек. Учитель говорит, что пальцев на одной руке много для подлинных учеников у каждого Учителя. Так что их единицы только. Быть учеником совсем не просто и даже очень трудно, далеко не каждый способен к ученичеству.
ПСТ т. 5. «Круглый стол» СибРО 30 июля 1995 г.».
«...Изберите Учителя на Земле...» (Агни Йога, 103) Нужно избрать на Земле Высшего Учителя или он должен пребывать в плотном теле?
Если речь о Высшем Учителе, то это вполне понятно, а если о земном, то это большая проблема — найти такого учителя. Я имела счастье найти земного учителя — Бориса Николаевича Абрамова, но он ушёл из жизни, и я больше не знаю никого, к кому я могла бы обратиться, и приходится уже думать самой и обращаться только к Учению, в котором, собственно говоря, есть всё, только надо его очень внимательно изучать. Так что это большая проблема. Сказано: «Горе тому, кто признает кого-то ложно учителем своим». Будьте осторожны, потому что людей, желающих стать учителями, немало, но имейте в виду, что тот, кто потенциально может быть учителем в той или иной мере, никогда не будет себя навязывать таковым, никогда. Понимая всю страшную ответственность земного учительства, он никогда не будет себя пропагандировать, предлагать или зазывать. Это признак. Борис Николаевич вовсе не жаждал иметь учеников и никогда себя не рекламировал, а наоборот.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол» СибРО 29 октября 1995 г.». Когда мы читаем «Грани», мы абсолютно не сомневаемся, что это идёт по цепи Иерархии из Высшего Источника, что Борис Николаевич Абрамов — это чистый посредник, точно всё воспринимающий.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол» СибРО 24декабря 1995 г.».
Известно, что сохранилась переписка Бориса Николаевича Абрамова с Еленой Ивановной Рерих. В этих письмах Елена Ивановна подтверждает Источник его Записей и советует Борису Николаевичу продолжать их.
Даже без этого подтверждения мы знали и учились на этих Записях ещё в Харбине. Когда он нам читал свои Записи — мы всегда просили читать, и чувствовали их Источник, и руководствовались ими, — у нас ни в малейшей степени не было никаких сомнений в их Источнике.
Некоторые люди спрашивают: может ли быть такое, что Елена Ивановна в 1950-е годы подтвердила Источник, но Записи издаются с 1960-х годов и за это время Источник изменился?
На каком же основании можно такое предполагать?! Даже допускать такой мысли нельзя, что Борис Николаевич изменился. Это вопрос совершенно некорректный, и ставить его никак нельзя. И те, кто это пытается делать, это наши оппоненты. Никакого основания для этого нет. Бориса Николаевича я знала — и в 1940-х годах мы уже занимались, и в 1950-х, и в 1960-е я к нему ездила, — и всегда он был такой, каким я знала его. И никаких оснований нет для того, чтобы так думать. А кто-то может и такое инспирировать, потому что сейчас тёмные, видя, какое влияние, какое значение имеют «Грани», как они помогают и насколько с ними легче во многом разобраться, — стараются муссировать всякие гнусные слухи, предположения и подобные заявления. Никакого основания для малейшего сомнения быть не может. Он продолжал, и никаких изменений быть не могло.
Помните, к Учителю подошёл ученик и требовал доказательства и подтверждения. Учитель с ним распрощался. Раз он не чувствует, нет чувствознания — это ещё не ученик. А мы чувствуем, мы эти «Грани» просто ждём не дождёмся, буквально выхватываем их из рук, как только они выходят.
ПСТ т. 5. «Квадратный стол» СибРО 29 декабря 1995 г.».
Сейчас получают очень много записей якобы от Елены Ивановны, из Высшего Источника. Какие есть критерии подобных записей?
Нужно понять: чтобы получать действительно из Высшего Источника — для этого самому надо быть на очень высокой ступени. А кто может сказать, что он на такой высокой ступени? Чувствуется, что эти «записи» — это перепевы Учения, и, когда их читаешь, они совершенно никакого воздействия не имеют. Борис Николаевич был непосредственным учеником Николая Константиновича и Елены Ивановны, то есть это следующее звено. А те, кто посылает, и мне в том числе, большое количество своих записей, никакого к ним отношения не имели и не имеют. У многих сейчас открываются так называемые медиумистические или экстрасенсорные способности, и они действительно воспринимают, они уверены в этом, но из каких источников? Из тех, уровню которых они соответствуют. В Тонком Мире, как известно, очень много лжеучителей, очень много желающих проповедовать. Ведь Елена Ивановна писала, что там есть проповедники, которые что-то провозглашают. Они находят чуткие уши у слабых в этом отношении людей и диктуют им. Ко мне приходила девушка, которая «от Елены Ивановны» целые кипы получала, и она была в этом уверена. Она мне почитала — там всё надуманное, кем-то продиктованное. Но кем? Там есть любители диктовать, разных степеней — от очень эрудированных, которые знают, как говорить и как имитировать Учение, до совсем примитивных. И таких мы тоже встречали. Но никто из них не находится в цепи Иерархической, в которой находился Борис Николаевич, и даже никаких сравнений тут быть не может. Тонко делают, но всегда чувствуется. Реакция сердца мгновенная на такие послания. Начинаешь читать — и реакция сразу же. Никакого сомнения тут быть не может.